Письмо лучшей подруге (прощальное) |
Открытое письмо лучшей подруге
(прощальное)
Милая Леночка!
Вот и настал этот миг расставания, который мы так долго оттягивали и о котором старились не думать...
Никто более философски не относится ко всякого рода переменам и перемещениям в пространстве, как жены офицеров, – ты приехала сюда вслед за мужем из бесконечно любимого тобой тогда ещё Ленинграда; я, по той же причине, – из благодатного Подмосковья.
Здесь мы и встретились – в новеньком, сверкающем свежевыкрашенными панелями общежитии для семей военнослужащих и ИТР. Мне повезло больше – я, 25-летняя мать двоих детей, прожила в нём всего два года, в крошечной, но отдельной двухкомнатной секции (квартирой это, конечно, не назовёшь). Ты же четыре года делила похожую секцию с такими же бедолагами: по комнате на семью (твоим соседям было хуже – их сын по росту догонял родителей...). А потом командование сделало вам просто «царский» подарок – в этом же общежитии выделили две комнатки в трехкомнатной секции, где ты и прожила почти полтора года, до самого отъезда в Москву. Так и не пришлось тебе, Лена, в первые годы супружества побыть единоправной хозяйкой на кухне...
Фото 1998 года. Конкурс "Профессиональный успех" журнала "Космополитен", в котором я победила. Поддерживала меня, конечно же, Лена...
Впрочем, никогда не гонялись мы с тобой за бытовым комфортом: было нам хорошо и в наших неустроенных комнатушках; не было задушевнее долгих разговоров на общих кухнях; не было вкуснее кофе из твоей чашечки с отбитой ручкой. Дети наши росли на просторе – в общаговских коридорах... Помню ваше первое появление в общежитии: ты, совсем юная, с хвостиком на макушке и аккуратным «беременным» животиком, и твой муж Серёжка, «зелёный» лейтенант – вы как-то сразу, окончательно и бесповоротно понравились всем. «Колясочное братство», к которому принадлежала и я со своим новорожденным сыном, ждало прибавления в полку и прикидывало, куда ставить ещё одну коляску...
А 7 июня 1989 года родился Сергей Сергеевич Смирнов, дружок моего тогда двухмесячного сына Андрея Андреевича с аналогичной фамилий. Так и росли наши мальчишки вместе, ходили в одни детский сад; воспитатели до сих пор путают, кто из Смирновых чей был сын, – детей забирала та из нас, кто был свободнее...
Потом подросли дети, и пришло время как-то определяться в жизни, в чужом, общем-то, для нас городе. Мы не были «аборигенами» – не имели родственников и одноклассников, даже просто знакомых, кто помог бы найти приличную работу в шальные 90-е годы. Мы могли полагаться только на себя, на свои силы.
Никогда не забуду, как вдвоём мы устраивались на одно вакантное место референта в коммерческую фирму – тогда они только-только появлялись. На собеседовании ты изо всех расписывала, какая я умная и замечательная, и что только я должна занять это почётное место; в это же самое время я, перебивая тебя, перечисляли твои бесспорные достоинства, и даже пригрозила руководителю, что фирма непременно загнётся, если не ты станешь референтом.
Бедный руководитель был вынужден взять нас обеих, срочно введя еще одну штатную единицу...
Два года мы сидели нос к носу в одном кабинете. Казалось, о чём можно говорить целый день и по дороге домой? Но если ты в течение получаса после этого не звонила, я не находила себе места, потому что вдруг выяснялось, что самое-то важное я как раз и не успела тебе сказать...
И снова 1998 год, тот же конкурс. В редакции "Космо" мы с Леной ждём, когда всё начнётся...
А потом каши карьеры пошли в разных направлениях: вначале мы разъехались по разным кабинетам, затем – по разным зданиям. Но ничего не изменилось, разве что нагрузка на телефонную линию стала больше...
Помнишь, Лена, нашу первую (и, увы, последнюю) поездку в Японию? И того пьяного бандита, который под утро угнал «интуристовский» микроавтобус вместе с нами (мы ждали начала регистрации своего рейса в Елизовском аэропорту)? И как он больше часа держал нас под дулом пистолета с полной обоймой патронов и взведенным курком?..
Мы, жёны военных, прекрасно понимали, что это не игрушки, и что жизнь наша в буквальном смысле висит на волоске: один нечаянный жест, неправильное слово – и этого вдрызг пьяного грабителя, только что отсидевшего восемь лет, о чём он сразу поспешил нам сообщить, уже ничто ив остановит...
Но никто в те минуты не думал о себе – каждый старался отвести беду от другого...
В газетах много писали о том случае, но никто тогда не поинтересовался у нас – каково это, сидеть под прицелом?..
Ты крепко сжимала мою руку и невольно старалась закрыть собой, когда он наводил пистолет на меня. Я же в этот момент вела с нашим вероятным палачом душеспасительный разговор...
«Очевидно, вы пережили сильное душевное потрясение?.. Наверное, вас обидела любимая женщина?.. Меня тоже обижали, и не раз, – я понимаю, что в такие моменты хочется весь мир с ног на голову перевернуть, но потом останавливаешь себя: ведь жизнь продолжается... А она таки продолжается! Вы такой молодой, интересный мужчина, впереди у вас ещё столько событий, разных встреч!..», – несла я всякую чушь, лишь бы не молчать, не оставлять его наедине со своими мыслями.
«Террорист» понемногу втянулся в разговор, уже поглядывал на нас с чисто мужским интересом, даже сделал пару комплиментов (не опуская при этом пистолет, конечно), а потом вдруг заявил, что на каком-то там километре выйдет, но ты – именно ты! – пойдёшь с ним...
У меня и так нервы были напряжены до предела, а тут просто земля ушла из-под ног, и я выпалила первое, что пришло в голову (а умного ничего прийти не могло, естественно, в такой нестандартной обстановке): «Что вы! – сказала я ему. – Это так несовременно. Мы пойдём втроём... Мы с подругой всегда всё делаем вместе...».
Было бы странно, если бы он тогда отказался: ему предлагали приятно провести время две стройные голубоглазые блондинки 22 и 27 лет...
Всю оставшуюся часть пути я лихорадочно соображала, как выпутаться из создавшегося положения. К счастью, мой ангел-хранитель бдительно стоит на страже и не даёт в обиду ни меня, ни моих друзей – пока мы доехали до конечного пункта назначения, наш «конвоирующий» начисто забыл, чего он вообще хотел, и, неожиданно остановив автобус, вяло поплёлся восвояси, размахивая заряженным пистолетом. Правда, деньги собрать со всех при этом не забыл...
Кстати, забавно получилось: мы отдали ему то небольшое количество российских рублей, которые имели при себе, но «забыли» про доллары, которые везли с собой я Японию на покупку автомобилей...
Было 5 часов утра, 19 апреля 1992 года. Тихо падал снег огромными хлопьями, а мы сидели в автобусе и истерически хохотали, периодически, как лошади, сотрясаемые крупной дрожью...
Да что я всё о грустном – знали мы с тобой и лучшие дни. В какие только смешные передряги ни попадали, из каких только дурацких ситуаций друг друга ни вытаскивали...
Как говорили наши друзья, «две блондинки в одном месте – это критическая масса».
С годами стали и внешне чем-то похожи друг на друга, так что часто нас спрашивали: «Вы – сестры?», на что мы обычно дружно отвечали: «Нет, мы – братья!».
Мы с Леной и с Марией Арбатовой (членом жюри конкурса) "в кулуарах". Было интересно!
Наверное, Леночка, мы с тобой действительно стали ближе, чем просто подруги и даже сёстры, – это просто необходимость понимающего человека рядом с тобой. Тебе достаточно было посмотреть на меня – и ты говорила, что со мной происходит; я начинала фразу – ты продолжала её; я бросала на тебя вопросительный взгляд – и ты отвечала на вопрос...
Когда я сама себе не могла объяснить мотивы некоторых своих поступков – ты раскладывала всё по полочкам и ни разу не ошиблась... Не было лишних слов, ненужного сочувствия – просто понимание, сопереживание. Хотя, конечно, всё не так просто – сколько людей вокруг страдает от недостатка того и другого...
Мне очень повезло, что я встретила тебя. Было так одиноко в городе без друзей, даже без знакомых – все остались в Рыбачьем, откуда перевёлся муж. И вдруг – ты. Такая же помешанная на литературе, особенно поэзии – мы говорили о писателях, с выражением зачитывали друг другу вслух понравившиеся отрывки; часами просиживали в библиотеках. Ты писала милые стихи и показывали их только мне – то же самое делала и я.
Ты была моим первым и самым строгим критиком по газете, порой безжалостно исправляла целые абзацы, а когда я возмущалась: «Кто здесь редактор, в конце концов, – ты или я?!», – спокойно доказывала свою правоту. Впрочем, только сумасшедший мог бы спорить с тобой – твоя железобетонная логика и рассудочность были непробиваемыми...
Леночка, мне будет очень тебя не хватать. Я пока ещё не осознала в полной мере, что уже никто не позвонит ранним утром мне на работу и не спросит, как я спала и что мне снилось; что уже не надо держать в укромном месте специально для тебя банку твоего любимого кофе; что не закроемся мы, как обычно, на пару часов у меня на кухне от любопытных наших детей, чтобы по-доброму перемыть косточки всем друзьям и знакомым...
Мы не ревели в аэропорту – выплакались на «отвальной», накануне. Я, которую называют не иначе, как «птица-говорун», слова не могла сказать в тот вечер: только посмотрю на тебя – и в слёзы. Благо, вокруг были наши с тобой подружки: Лена Кравченко, Наташа Горбунова, Алёна Калиниченко. Анжела Волокитина, Маша Владимирова – они все прощальные речи взяли на себя...
Будь счастлива, милая Лена! Помни каждый день, проведённый на любимой Камчатке, и помни всех нас – своих подружек, с которыми связаны лучшие – потому что молодые! – годы твоей жизни...
Я не творю: «Прощай», я говорю: «До свидания»...
(февраль 1994 года)
Наши дни. Моя любимая подружка Леночка на отдыхе в Испании. Всё такая же красавица...
|